Оборотни

Распространенная ныне любовь к животным, «бра­тьям нашим меньшим”, есть не что иное как воз­рождение тотемизма. По определению ученых, то­темизм — это древняя универсальная религиоз­ная система, в основе которой лежит культ священного животного, так называемого тотема.

Содержа в кварти­ре животное, человек бессознательно пытается таким образом восстановить и поддерживать связь со своими далекими полу- и нецивилизованными предками, для которых единение с живой природой являлось образом жизни и было абсолютно естественно. Однако в этом вопросе существует одна немаловажная проблема: бо­лезни человеческой цивилизации, связанные с ее эво­люцией, неизбежно передавались всему тому, что окру­жало людей и могло болеть вместе с ними, и часто каса­лись их взаимоотношений с животным миром. А порой эти »болезни роста” становились просто общими, сов­местными; когда, эволюционируя на протяжении веков и тысячелетий, единение с природой приобретало пугаю­щие формы — например, форму оборотничества. Поскольку наиболее трагические периоды человеческой истории способны вызывать провалы в памяти целых поколений (это естественная защитная реакция психики, которая не может справиться с большим количес­твом негативной энергии) или обретать форму мифов, говоря об оборотничестве, — а оно получило массовое распространение в эпоху Возрождения — не стоит руко­водствоваться материалами того времени.

Приведем в качестве примера случай, зарегистрированный офици­ально и отмеченный относительно недавно. В 1975 году в Экклесхолле (Стаффордшир, Великобритания) прои­зошло странное событие, всколыхнувшее всю округу: некий юноша, не замеченный в каких-либо предосуди­тельных поступках, вонзил себе нож в сердце. А перед этим, как поведал следствию его коллега по работе, он позвонил и сказал, что его лицо и руки изменяют цвет и он превращается в оборотня. И, замолчав на некоторое время вдруг начал выть.

Этот, в общем-то достаточно редкий в настоящее вре­мя, случай тем не менее заставляет задуматься о причи­нах более частого каннибализма; не является ли он ген­ной памятью о тех временах, когда ликантропия (в пере­воде с латинского — явление «человековолка», превра­щение человека в зверя) была настоящей эпидемией? Ведь, если все-таки верить средневековой статистике, во Франции между 1520 и 1630 годами было официаль­но зафиксировано более 30 тысяч подобных случаев, причем сами оборотни, принявшие во время суда и следствия человеческий облик, описывали не только процесс своего превращения в хищников, но и удо­вольствие, которое они испытывали, убивая и съедая других людей.

В период этой эпидемии понятия и взаимоотношения человека с природой, формировавшиеся в течение тако­го же времени, сколько уже просуществовала цивилиза­ция, оказались извращены и обесценены. Поскольку ос­нову европейской культуры составляет древнеримская, всеобщая любовь и «родственное» отношение к собакам имеет вполне определенное происхождение: как извес­тно, Ромула и Рема, основателей Рима, вскормила сво­им молоком волчица, а Марс — планета, символом кото­рой является волк, стал вечным покровителем «вечного города». Не стала ли таким образом вечной сама ликан­тропия? Тем более, что в благодарность за спасение жизней основателей Рима вскоре после его основания (а это 753 год до нашей эры) были учреждены луперкалии — древнеримский .праздник волков, справлявшийся в феврале в честь «благословенного бога” для охраны стад. Поначалу это был безобидный карнавал пастухов, во время которого те, кто исполнял роль волков, опоясы­вали голое тело козлиными шкурами, но, сохраняя и де­монстрируя свою волчью сущность, рыскали по мес­тности и больно стегали встретившихся им путников ремнями. Впоследствии этот веселый развлекательный безобидный обряд натолкнул человека на идею стать «волком в овечьей шкуре»: ведь шкура животного, наде­тая на тело, использовалась в древних ритуалах для то­го, чтобы завладеть его силой и обрести ту степень сли­яния с природой, которая позволяет проникнуть в ее скрытые, бессознательные процессы.

История тотемизма не исчерпывается римской, — хотя,несомненно, европейцы впитали и развили именно ее. У других народов, имевших свои культурные особенности, тотемами выступали не только самые разнообразные животные, но и их отдельные части: голова черепахи, желудок поросенка и другие экзотические атрибуты. Не­редко к самому тотему примыкали «сопутствующие» предметы, необходимые для его почитания; так, к тоте­му в виде ворона относились также дождь, молния, тучи, град; к тотему змеи — рыбы, тюлени и даже некоторые породы деревьев. Сам этот термин заимствован у одно­го из североамериканских индейских племен, на языке которого «totem» означает название и герб клана с ука­занием животного, которому посвящен его культ.

В на­учном смысле под тотемом понимается класс объектов или явлений природы, которому клан (род, племя, соци­альная группа) оказывает специальное поклонение и считает себя родственно связанным с ним. Основной признак культового тотемизма заключается в том, что тотем считается родоначальником данного человечес­кого сообщества, а каждая особь тотемного класса — сородичем каждого члена этого сообщества. Вера в родство с тотемом у полуцивилизованных племен не ус­ловна, а в высшей степени реальна. В Африке, напри­мер, у родов тотема змеи новорожденного подвергают особому испытанию: если змея не тронет ребенка, он считается законным, а в противном случае убивается без сожаления. У одного из североиндейских родов, по­читающих буйвола, умирающего заворачивают в шкуру этого животного и говорят ему: «Ты идешь к своим пред­кам — буйволам! Будь крепок!»

Поклонение тотему выражается прежде всего в том, что на его убийство налагается строжайшее табу (за исклю­чением особых случаев — о них чуть позже), но иногда избегают даже смотреть ему в глаза или прикасаться к нему. В Древнем Египте по поводу убийства тотемов постоянно возникали кровавые распри между провинци­ями — номами. Бытовало представление, что даже если тотем — опасный хищник, он обязательно должен ща­дить единокровный род; если же он напал на кого-то из его членов, тот не должен рассчитывать на помощь оче­видцев события, — напротив, он навсегда изгонялся из общины своими же родственниками. Для полного зак­репления союза с тотемом человек прибегал к тому же средству, как при заключении межродовых и мирных до­говоров, — то есть договору крови. Сохранившийся до наших дней обычай прокалывать ушную раковину был вызван желанием подарить божеству каплю своей крови из наименее болезненного места. Ту же цель часто преследовало татуирование.

В начале весеннего сезо­на, в период размножения животных, происходила дру­гая, более кровавая церемония — убийство и вкушение тела тотема с целью обеспечить изобилие данного жи­вотного вида. Поэтому оборотничество — превращение человека в волка, убивающего и питающегося кровью других людей, можно расценивать как попытку отом­стить или довести до завершения союз с волками, кото­рый, по всей вероятности, почему-то не смогли заклю­чить «как надо» (то есть согласно всем деталям древне-го ритуала) легендарные основатели Рима Ромул и Рем. А может быть, в то далекое время волки имели основа­ние считать своими тотемами людей — и именно благо­даря этому Ромул и Рем вообще остались в живых, а Рим был основан.
Между прочим, в пользу человеческого тотема говорят достаточно уважаемые свидетели, а сам он напрямую связан с историей славянских народов. Еще в IV веке до нашей эры греческий историк Геродот упоминал, как греки и скифы, поселившись на берегах Черного моря, считали местных жителей колдунами, способными по своему желанию становиться волками и обладавшими сильным аппетитом каннибалов. И трудно сказать, в ка­ком обличье они проводили большую часть своей жизни; вероятно, как подобало и было более безопасно исходя из внешней обстановки.

У оборотничества славянских племен отдельная и, пожа­луй, не менее древняя история, чем у народов Западной Европы. Здесь человека, способного принимать обли­чье волка, называли «волкодлаком». Волкодлаки-славя- не не только сами обладали силой оборотничества; они забавы ради превращали в волков целые свадебные по­езда. Это дошло до настоящих времен в виде древнего обычая похищать невесту перед свадьбой, существо­вавшего у некоторых народов, — чем занимались жених и шафер; последнее слово в некоторых диалектах прямо переводится как «волк».

Интересно, что народная молва наделила способностью превращаться в волка вполне реальное историческое лицо — князя Всеслава Полоц­кого (XI век), упоминаемого в «Слове о полку Игореве» (наряду с Ярославной, которая стонала «чайкой неведо­мой”), и про его похождения сложено немало легенд. Приметой волкодлака являлась заметная от рождения «волчья шерсть» (или прядь «волчьих волос») на голове, что вскрывает этимологические корни этого слова. В оборотничестве древних славян существовала особен­ность, о которой запад «молчал»: в одном и том же чело­веке часто сочетались способности превращаться и в волка, и в медведя в ряду 12 превращений, описанных запрещенной церковью древнерусской книгой «Чаров­ник». Считалось, что волкодлак «со стажем» становится упырем — то есть бессмертным и ненасытным в отноше­нии человеческой крови, поэтому его рот после смерти зажимали монетой. Представление о том, что волкодлаки съедают Солнце или Луну в момент затмения, являлось атрибутом славян­ских астрологических текстов. Более того, от обладания человека-оборотня «волчьей шерстью» произошло сла­вянское название звездного скопления Плеяд в созвез­дии Тельца, которое было принято именовать Волосыня- ми (правда, позднее это название постепенно теряет пря­мую связь с тотемическими традициями и появляются другие варианты: Волосожар, Весожары, Стожары). От­сюда Же — слово «волость», форма территориального де­ления на Руси. «Волчий след» в истории славянских наро­дов тянется и дальше. В день Святого Власия (сменивше­го Велеса — христианского покровителя животных) в Тульской губернии совершался ритуал окликания звезды: поздно вечером овчары выходили на улицу, становились на руно (овечью шерсть) и, запрокидывая к небу голову, пели, призывая звезды умножить приплод овец — чтобы их стало больше, чем звезд на небе.

Если считать оборотничество научной проблемой, то в существующей классификации принято выделять три типа оборотней: наследственный (переходящий из по­коления в поколение в результате родового проклятия или «особенностей» данного рода), добровольный (про­исходящий от порочности собственной натуры, требую­щей вида страданий жертвы и сознательно ищущей спо­соба превращения в зверя) и благожелательный (испы­тывающий человеческий, стыд из-за своего звериного горя, но не способный противостоять натуре). Учеными, серьезно изучавшими феномен ликантропии, высказы­вается весьма тревожная мысль: не исключено, что она представляет собой попытку завоевать земную цивили­зацию путем астральной проекции, подавляющей чело­веческое сознание и, как следствие, делая подвластным себе тело — вынужденное блуждать по лесам и полям в состоянии безумия, вызванного внушенным уму обра­зом волка. И эта попытка удалась, хотя в силу неясных причин и не была доведена до конца; выяснилось, что цивилизацию легко завоевать потому, что человеческие существа еще не слишком далеки от животного и быстро теряют человеческий облик. В случае правильности этой гипотезы дарвиновская теория естественного отбора быстро набирает дополнительные очки, но сама цивили­зация их так же быстро теряет.

…Вам знакомы владельцы собак и кошек, называющие их сынками и дочками? А, когда те умирают, устраиваю­щие торжественные похороны с поминками и живыми цветами на могилах? Тотемизм возрождается — хотя и считался до сих пор религиозным культом племен, уро­вень развития которых предшествует цивилизованному. Означает ли это регресс самого человечества — или же это быстрый прогресс животного мира? А может быть, ни то и ни другое, и все дело лишь в том, что природа обоих не совершенна и легко уступает свои позиции третьей силе.

Понравилась статья ? Поделись с друзьями